ИСТОРИЯ НОВОГОДНЕЙ ЕЛКИ В РОССИИ
ПЕТРОВСКИЙ УКАЗ 1699 ГОДА
В России обычай новогодней елки ведет начало с Петровской эпохи. Согласно царскому указу от 20 декабря 1699 года, впредь предписывалось вести летосчисление не от Сотворения мира, а от Рождества Христова, а день “новолетия”, до того времени отмечавшийся на Руси 1 сентября, “по примеру всех христианских народов” отмечать 1 января. В этом указе давались также и рекомендации по организации новогоднего праздника. В его ознаменование в день Нового года было велено пускать ракеты, зажигать огни и украсить столицу (тогда еще — Москву) хвоей: “По большим улицам, у нарочитых домов, пред воротами поставить некоторые украшения от древ и ветвей сосновых, еловых и можжевелевых против образцов, каковы сделаны на Гостином Дворе”. А “людям скудным” предлагалось “каждому хотя по древцу или ветве на вороты или над храминою своей поставить... а стоять тому украшению января в первый день”. Эта малозаметная в эпоху бурных событий деталь и явилась в России началом трехвековой истории обычая устанавливать елку на время зимних праздников.
Однако к будущей рождественской елке указ Петра имел весьма косвенное отношение: во-первых, город декорировался не только еловыми, но и другими хвойными деревьями; во-вторых, в указе рекомендовалось использовать как целые деревья, так и ветви и, наконец, в-третьих, украшения из хвои предписано было устанавливать не в помещении, а снаружи — на воротах, крышах трактиров, улицах и дорогах. Тем самым елка превращалась в деталь новогоднего городского пейзажа, а не рождественского интерьера, чем она стала впоследствии.
После смерти Петра его рекомендации были основательно забыты. Царские предписания сохранились лишь в убранстве питейных заведений, которые перед Новым годом продолжали украшать елками. По этим елкам (привязанным к колу, установленным на крышах или же воткнутыми у ворот) опознавались кабаки. Деревья стояли там до следующего года, накануне которого старые елки заменяли новыми. Возникнув в результате петровского указа, этот обычай поддерживался в течение ХVIII и XIX веков.
РОЖДЕСТВЕНСКОЕ ДЕРЕВО В РОССИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА
В России елка как рождественское дерево появилась в начале ХIХ века в домах петербургских немцев. В 1818 году по инициативе великой княгини Александры Федоровны была устроена елка в Москве, а на следующий год — в петербургском Аничковом дворце. На Рождество 1828 года Александра Федоровна, к тому времени уже императрица, организовала первый праздник “детской елки” в собственном дворце для пяти своих детей и племянниц — дочерей великого князя Михаила Павловича. Елка была установлена в Большой столовой дворца.
Пригласили также детей некоторых придворных. На восьми столах и на столе, поставленном для императора, установили елочки, украшенные конфетами, золочеными яблоками и орехами. Под деревьями были разложены подарки: игрушки, платья, фарфоровые вещицы и др. Подарки всем присутствовавшим детям раздавала сама хозяйка. Праздник начался в восемь часов вечера, а в девять часов гости уже разъехались. С этих пор по примеру царской семьи елку на Рождество стали устанавливать в домах высшей петербургской знати.
Установить точное время, когда елка впервые появилась в русском доме, пока не представляется возможным. В рассказе С. Ауслендера “Святки в старом Петербурге” (1912) говорится о том, что первая рождественская елка в России была устроена государем Николаем I в самом конце 1830-х годов, после чего по примеру царской семьи ее стали устанавливать в домах петербургской знати. Остальное население столицы до поры до времени либо относилось к ней равнодушно, либо вообще не знало о существовании такого обычая. Однако мало-помалу рождественское дерево завоевывало и другие социальные слои Петербурга.
И вдруг в середине 1840-х годов произошел взрыв — “немецкое обыкновение” начинает стремительно распространяться. Теперь Петербург был буквально охвачен “елочным ажиотажем”. Обычай вошел в моду, и уже к концу 1840-х годов рождественское дерево становится в столице хорошо знакомым и привычным предметом рождественского интерьера.
Торговля елками началась с конца 1840-х годов. Продавались они у Гостиного двора, куда крестьяне привозили их из окрестных лесов. Но если бедняки не могли позволить себе приобрести даже самую маленькую елочку, то богатая столичная знать стала устраивать соревнования: у кого елка больше, гуще, наряднее, богаче украшена. В качестве елочных украшений в состоятельных домах нередко использовали настоящие драгоценности и дорогие ткани. Концом 1840-х годов датируется и первое упоминание об искусственной елке, что считалось особым шиком.
К середине XIX века немецкий обычай прочно вошел в жизнь российской столицы. Само дерево, ранее известное в России лишь под немецким названием “ Weihnachtsbaum”, стало называться сначала “рождественским деревом” (что является калькой с немецкого), а позже получило имя “елка”, которое закрепилось за ним уже навсегда. Елкой стал называться и праздник, устраиваемый по поводу Рождества: “пойти на елку”, “устроить елку”, “пригласить на елку”. В. И. Даль заметил по этому поводу: “Переняв, через Питер, от немцев обычай готовить детям к Рождеству разукрашенную, освещенную елку, мы зовем так иногда и самый день елки, Сочельник”.
РУССКАЯ ЕЛКА ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА
Освоение в России рождественской елки поражает своей стремительностью. Уже в середине века елка становится вполне обычным явлением для жителей многих губернских и уездных городов.
Причина быстрого вхождения петербургского новшества в жизнь провинциального города понятна: отказавшись от старинного народного обычая празднования Святок, горожане ощутили некий обрядовый вакуум. Этот вакуум либо ничем не заполнялся, вызывая чувство разочарования из-за напрасных праздничных ожиданий, либо компенсировался новыми, сугубо городскими развлечениями, в том числе и устройством елки.
Помещичью усадьбу рождественское дерево завоевывало с большим трудом. Здесь, как свидетельствуют мемуаристы, Святки еще в течение многих лет продолжали праздноваться по старинке, с соблюдением народных обычаев.
И все же мало-помалу петербургская мода начинала проникать и в усадьбу.
Если до середины XIX века в воспоминаниях, посвященных Святкам в помещичьей усадьбе, устройство елки не упоминается, то уже через десять лет положение меняется. О рождественских праздниках 1863 года свояченица Льва Толстого Т. А. Кузминская, жившая подолгу в Ясной Поляне и считавшая ее своим “вторым родительским домом”, вспоминает: “Ежедневно устраивались у нас какие-нибудь развлечения: театр, вечера, елка и даже катание на тройках”. Два года спустя, 14 декабря 1865 года, в письме к Софье Андреевне Толстой она сообщает: “Здесь готовим мы на первый праздник большую елку и рисуем фонарики разные и вспоминали, как ты эти вещи умеешь сделать”. И далее: “Была великолепная елка с подарками и дворовыми детьми. В лунную ночь — катанье на тройке”.
ПРАЗДНИК РОЖДЕСТВЕНСКОЙ ЕЛКИ
На первых порах нахождение в доме рождественского дерева ограничивалось одним вечером. Накануне Рождества еловое дерево тайно от детей проносили в лучшее помещение дома, в залу или в гостиную, и устанавливали на столе, покрытом белой скатертью. Взрослые, как вспоминает А. И. Цветаева, “прятали от нас елку ровно с такой же страстью, с какой мы мечтали ее увидеть”.
К ветвям дерева прикрепляли свечи, на елке развешивали лакомства, украшения, под ней раскладывали подарки, которые, как и саму елку, готовили в строгом секрете. И наконец, перед самым впуском детей в залу на дереве зажигали свечи.
Входить в помещение, где устанавливалась елка, до специального разрешения строжайшим образом запрещалось. Чаще всего на это время детей уводили в какую-либо другую комнату. Поэтому они не могли видеть то, что делалось в доме, но по разным знакам стремились угадать, что происходит: прислушивались, подглядывали в замочную скважину или в дверную щель.
Когда же наконец все приготовления заканчивались, подавался условный сигнал (“раздавался волшебный звонок”) либо за детьми приходил кто-то из взрослых или слуг.
Двери в залу открывали. Этот момент раскрывания, распахивания дверей присутствует во множестве мемуаров, рассказов и стихотворений о празднике елки: он был для детей долгожданным и страстно желанным мигом вступления в “елочное пространство”, их соединением с волшебным деревом. Первой реакцией было оцепенение, почти остолбенение.
Представ перед детьми во всей своей красе, разукрашенная “на самый блистательный лад” елка неизменно вызывала изумление, восхищение, восторг. После того как проходило первое потрясение, начинались крики, ахи, визг, прыганье, хлопанье в ладоши. В конце праздника доведенные до крайне восторженного состояния дети получали елку в свое полное распоряжение: они срывали с нее сласти и игрушки, разрушали, ломали и полностью уничтожали дерево (что породило выражения “грабить елку”, “щипать елку”, “рушить елку”). Отсюда произошло и название самого праздника: праздник “ощипывания елки”. Разрушение елки имело для них психотерапевтическое значение разрядки после пережитого ими долгого периода напряжения.
В конце праздника опустошенное и поломанное дерево выносили из залы и выбрасывали во двор.
Обычай устанавливать елку на рождественские праздники неизбежно претерпевал изменения. В тех домах, где позволяли средства и было достаточно места, уже в 1840-е годы вместо традиционно небольшой елочки начали ставить большое дерево: особенно ценились высокие, до потолка, елки, широкие и густые, с крепкой и свежей хвоей. Вполне естественно, что высокие деревья нельзя было держать на столе, поэтому их стали крепить к крестовине (к “кружкам” или “ножкам”) и устанавливать на полу в центре залы или самой большой комнаты в доме.
Переместившись со стола на пол, из угла в середину, елка превратилась в центр праздничного торжества, предоставив возможность детям веселиться вокруг нее, водить хороводы. Стоящее в центре помещения дерево позволяло осматривать его со всех сторон, выискивать на нем как новые, так и старые, знакомые по прежним годам, игрушки. Можно было играть под елкой, прятаться за ней или под ней. Не исключено, что этот елочный хоровод был заимствован из ритуала Троицына дня, участники которого, взявшись за руки, ходили вокруг березки с пением обрядовых песен. Пели старинную немецкую песенку “О Tannenbaum, о Tannenbaum! Wie griim sind deine Blatter (“О рождественская елка, о рождественская елка! Как зелена твоя крона”), которая долгое время была главной песней на елках в русских семьях.
Происшедшие перемены изменили суть праздника: постепенно он начал превращаться в праздник елки для детей знакомых и родственников. С одной стороны, это было следствием естественного стремления родителей продлить “неземное наслаждение”, доставляемое елкой своим детям, а с другой — им хотелось похвалиться перед чужими взрослыми и детьми красотой своего дерева, богатством его убранства, приготовленными подарками, угощением. Хозяева старались изо всех сил, чтобы “елка выходила на славу”, — это было делом чести.
На таких праздниках, получивших название детских елок, помимо младшего поколения всегда присутствовали и взрослые: родители или сопровождавшие детей старшие. Приглашали также детей гувернанток, учителей, прислуги.
Со временем начали устраиваться праздники елки и для взрослых, на которые родители уезжали одни, без детей.
Первая публичная елка была организована в 1852 году в петербургском Екатерингофском вокзале, возведенном в 1823 году в Екатерингофском загородном саду. Установленная в зале вокзала огромная ель “одной стороной... прилегала к стене, а другая была разукрашена лоскутами разноцветной бумаги”. Вслед за нею публичные елки начали устраивать в дворянских, офицерских и купеческих собраниях, клубах, театрах и других местах. Москва не отставала от невской столицы: с начала 1850-х годов праздники елки в зале Благородного московского собрания также стали ежегодными.
Елки для взрослых мало чем отличались от традиционных святочных вечеров, балов, маскарадов, получивших распространение еще с XVIII века, а разукрашенное дерево сделалось просто модной и со временем обязательной деталью праздничного убранства залы. В романе “Доктор Живаго” Борис Пастернак пишет:
“С незапамятных времен елки у Свентицких устраивались по такому образцу. В десять, когда разъезжалась детвора, зажигали вторую для молодежи и взрослых и веселились до утра. Только пожилые всю ночь резались в карты в трехстенной помпейской гостиной, которая была продолжением зала... На рассвете ужинали всем обществом... Мимо жаркой дышащей елки, опоясанной в несколько рядов струящимся сиянием, шурша платьями и наступая друг другу на ноги, двигалась черная стена прогуливающихся и разговаривающих, не занятых танцами. Внутри круга бешено вертелись танцующие”.
ЁЛКА В РУССКОЙ ЖИЗНИ НА РУБЕЖЕ XIX—XX ВЕКОВ
К концу XIX столетия ёлка становится в России обычным явлением.
Заготовка ёлок начиналась за неделю до Рождества. Для лесников и крестьян из пригородных деревень их продажа стала одним из сезонных заработков. Продавались деревца в самых многолюдных местах: у гостиных дворов, на площадях, рынках.
Ёлки предлагались на любой вкус: маленькие, разукрашенные искусственными цветами, ёлки-великаны, которые гордо высились во всей своей естественной красе, и никогда не видавшие леса искусственные ёлки-крошки, неестественно яркая зелень которых сразу же бросалась в глаза. Торговали ёлками и многие лавки — зеленные, молочные и даже мясные, где деревья выставляли у входа, часто уже поставленные на крестовины.
В появлении ёлки в доме для детей больше не было тайны, соблюдение которой считалось обязательным условием при устройстве первых ёлок. Дети с удовольствием гуляли в «лесах» ёлочных базаров; наблюдали за тем, как ёлку вносили в дом; видели, как она, ещё не оттаявшая, лежала в сенях («только после всенощной ее впустят») или в комнате на полу, отогреваясь в домашнем тепле; чувствовали, как она начинала излучать хвойный и смоляной запах.
Со всего города, а иногда и из других городов на домашние ёлки съезжались родные и близкие, двоюродные сёстры и братья. Взрослые придумывали и покупали подарки, организовывали «ёлочное веселье», играли на фортепьяно, дети танцевали. Старшие готовились к праздникам сами, сочиняя и ставя пьесы «под Гофмана и Андерсена» из жизни ёлочных игрушек.
Широчайшее распространение в это время получает устройство благотворительных « ёлок для бедных» в народных домах, детских приютах. Организовывали их как разного рода общества, так и отдельные благотворители.
Превратившись в главный компонент зимних праздников, ёлка, таким образом, вошла в праздничную жизнь как одна из необходимых её составляющих. Л. Н. Гумилёв, с горечью говоря о том, что детство у него было не таким, каким оно должно быть, заметил: « Мне хотелось простого: чтобы был отец, чтобы в мире были ёлка, Колумб, охотничьи собаки, Рублёв, Лермонтов». Ёлка стала восприниматься как один из необходимых элементов нормального детства.
#новый_год_рождество@stariy_chulan #история_вещей@stariy_chulan
